Вельяминовы – Время Бури. Книга первая - Нелли Шульман

Борода и Кепка собирались на юг. Меир услышал о планах русских, сидя за два столика от них, в ресторане. Юноша начал разбирать испанский, до него донеслось слово «Гранада». Взяв в аренду старый форд, Меир переехал из своего пансиона в другой отель, напротив гостиницы русских. Они покинули Мадрид ранним утром. Меир поехал за ними, держа расстояние в две мили между машинами. У мистера Хорвича при себе был отличный бинокль. Он не боялся, что упустит русских из виду.

Меир сделал фото Красавца, щеголеватого парня, которого Кепка забрал из кафе.

– Борода пропал, – Меир сидел, попивая кофе, – Кепка его где-то высадил, что ли? Знать бы где…., – он уловил, в потоке испанского языка, по соседству, знакомое имя. Молодые люди, по виду, напоминали студентов. Меир мысленно составил нужную фразу. Он спросил, с акцентом, но довольно бойко:

– Извините, мне, наверное, послышалось. Вы говорили о поэте Лорке?

В Мадриде, Меир купил в лавке подержанных книг путеводители. Юноша наткнулся на поэтический сборник. Посмотрев на заглавие, он пошевелил губами: «Цыганское романсеро».

На полях красовались пометки карандашом. Задние, чистые листы были исписаны. Бывший хозяин книги, судя по всему, занимался переводами на английский язык.

Увидев фламенко, Меир понял, что раньше и не подозревал о настоящем танце. Со стихами случилось то же самое. Меир не знал, что можно так писать. Он засыпал и просыпался, бормоча:

Y que yo me la llevé al ríocreyendo que era mozuela,pero tenía marido.Fue la noche de Santiago….

День святого Иакова, покровителя Испании, отмечали в июле. В августе ночи остались жаркими, сухими, пахнущими цветами и вином. Каблуки женщин стучали по булыжнику, шептали струны гитары, шуршали шины автомобилей.

То было ночью Сант-Яго,и, словно сговору рады,в округе огни погаслии замерцали цикады.Я сонных грудей коснулся,последний проулок минув,и жарко они раскрылиськистями ночных жасминов…

Открывая глаза, Меир шарил по полу. Он затягивался папиросой, надевал очки и читал о цыганке-монахине, о зеленом цвете, пока в окне не вставал нежный мадридский рассвет.

Студенты немного говорили по-английски. Они объяснили Меиру, то есть мистеру Хорвичу, что Лорка обосновался в Гранаде, уехав из Мадрида после путча. Поэт выступал со статьями, готовилась постановка его пьесы. Ребята уверили Меира, что он, совершенно спокойно, может зайти к Лорке домой и попросить у него автограф.

– У него всегда открыта дверь, – заметил один из студентов, – он гордость Испании, у нас нет другого такого поэта. Он вне политики…, – его, конечно, прервали, начался спор. Меир решил:

– Завтра зайду, с утра. Я читал, он в Нью-Йорке учился. Мы сможем объясниться. Скажу ему, скажу…, – юноша не придумал, что скажет. Он увидел на противоположной стороне Пуэрто Реаль знакомую по Мадриду фигуру. Борода, оглянувшись, присел на кованый стул кафе. У Меира имелись его фотографии. Он ждал, кто подойдет к русскому.

Янсон остался доволен встречей. Лорка, хоть и водил знакомства и с коммунистами, и с фалангистами, придерживался левых взглядов. Лорка ездил в Буэнос-Айрес, но никакой опасности не существовало. Сеньор Рихтер не посещал выступления опасного авангардиста, им с Лоркой нигде было не встретиться. Янсон пришел к поэту с рекомендациями от его знакомцев, испанских коммунистов.

Эйтингон разрешил Теодору сказать, что он представляет Советский Союз, и защищает Испанию от фашизма. Лорка требовался, как знамя, как символ борьбы.

– Если он поддержит интернациональные бригады, – заметил Эйтингон, – это большая победа для нас.

Наум Исаакович зевнул: «Еще большей победой будет, если его убьют мятежники. Такого Испания им не простит, никогда».

Они с Лоркой отлично поговорили о Маяковском, Мейерхольде, Эйзенштейне и французских авангардистах. Теодор любил классическую музыку, и старых мастеров, но помнил, что когда-то авангардом считался импрессионизм. Картины Моне и Дега давно висели в музеях. Он читал Лорку, в библиотеке, в Буэнос-Айресе. Дома Рихтеры не могли держать столь сомнительную литературу. Лорка обрадовался, что гость знает его стихи. Темные глаза улыбнулись: «Я не думал, что вы так хорошо владеете испанским языком. В России меня, кажется, не переводили».

– Переведут, товарищ Лорка, – уверенно сказал Янсон.

– У нас отличные поэты…, – ему очень хотелось услышать, как Лорка читает стихи, но Янсон вздохнул:

– Ты здесь ради дела. Вы договорились. Он поедет в интернациональные бригады, напишет серию статей…., – Янсон вспоминал зимнюю, июльскую ночь, в Буэнос-Айресе, близкий шорох моря, белый песок.

– Даже не связаться с Анной, – тоскливо подумал Янсон, – и она мне не может написать. Ни она, ни Марта…, – он только знал, что жена и дочь, благополучно, добрались до Москвы.

– Может быть, получилось, с ребенком…, – он услышал мягкий голос Лорки:

– Давайте, я вам прочту кое-что, товарищ. Может быть, вы это знаете. Я вижу, что вы о близком человеке думаете…, – он помолчал. Янсон согласился: «О жене, товарищ Лорка. Она в Москве сейчас…»

У Лорки, несмотря на его юношескую легкость, оказался низкий, красивый голос. Он читал о ночи Сантьяго, о переливающихся голосах цикад, а Янсон вдыхал запах жасмина, видел ее нежные, цвета жемчуга плечи, черные волосы, падавшие на спину.

Он решил не возвращаться сразу на безопасную квартиру, а немного посидеть, вспоминая стихотворение.

Y que yo me la llevé al ríocreyendo que era mozuela,pero tenía marido.Fue la noche de Santiago…

Янсон, устало, закрыл глаза. Задание было выполнено, отсюда он ехал в Барселону. В Каталонию пригоняли самолеты из Голландии. Он обучал местных ребят и летчиков из будущих интернациональных бригад.

– Мы от Франко и камня на камне не оставим, – весело подумал Теодор, – вместе с дуче и фюрером. Они узнают, что такое коммунистическая солидарность…, – рядом отодвинули стул.

– Сеньор Рихтер! – раздался веселый голос. Человек говорил на французском языке.

– Не ожидал, увидеть вас, в испанской глуши. Где сеньора Рихтер, где Марта, наша маленькая принцесса…, – Марта любила его рассказы о других планетах, о затерянных в пустынях волшебных городах. Она просила, маленькой девочкой: «Придумайте сказку только для меня, сеньор Антуан».

– Он обещал придумать, – вспомнил Теодор.

– Он, наверное, сюда, как журналист приехал. Я не могу скрывать такое от Эйтингона. Мы провалим операцию, он меня раскроет…, – приятель по аэроклубу в Буэнос-Айресе носил не форму почтового пилота, а обыкновенный штатский костюм.

– Я оставил семью на побережье, – Теодор помахал официанту, – и решил, досконально, изучить средневековую архитектуру. Очень, очень рад вас видеть, – он радушно пожал руку Антуану де Сент-Экзюпери. Янсон заказал еще два кофе.

Невысокий юноша в спортивном, американского кроя пиджаке, в круглых очках, ходил вокруг фонтана в центре площади, фотографируя его с разных сторон. Молодой человек сел в форд, машина медленно поползла прочь. Ленивые гранадские голуби, даже не поднялись с булыжника. Проводив глазами прокатные номера, Теодор заставил себя спокойно улыбнуться Экзюпери.

На кухне безопасной квартиры пахло кофе и хорошими, американскими сигаретами. Эйтингон сидел, бросив кепку на стол, глядя на Янсона. Теодор выяснил, что Экзюпери, действительно приехал сюда журналистом, от французской газеты «Энтрансижан». Янсон беспечно болтал, делая вид, что жена и дочь купаются на средиземноморских пляжах.

Экзюпери, озабоченно, сказал: «Плохое вы время выбрали для отдыха, сеньор Рихтер. Испания тлеет, и скоро вспыхнет, как стог сена». Теодор уверил его, что семья Рихтеров не собирается здесь долго оставаться. Янсон не упоминал о Лорке, но было понятно, что Экзюпери, писатель, посетит самого известного поэта Испании. Месье Антуан заметил, что встречается с Лоркой завтра:

– Я пропустил его визит в Буэнос-Айрес, – улыбнулся француз, – но здесь его увижу. Возьму интервью. Вы слышали о Лорке? – Янсон заставил себя покачать головой. Они распрощались. Сеньор Рихтер упомянул, что завтра уезжает обратно на побережье. Теодор шел на безопасную квартиру, вспоминая, как они с Экзюпери, в аэроклубе, летали вдвоем. Француз рассказывал о песках Сахары, где он служил пилотом на почтовой линии.

– Холмы под крылом самолета уже врезали свои черные тени в золото наступавшего вечера. Равнины начинали гореть ровным, неиссякаемым светом; в этой стране они расточают свое золото с той же щедростью, с какой еще долгое время после ухода зимы льют снежную белизну…, – шептал Теодор:

– Это он о Патагонии написал. Когда Марта была маленькой, он рассказывал ей сказки, о далеких планетах…, – Янсон остановился у края арабского квартала. В его голове билось: «То было ночью Сант-Яго, ночью Сант-Яго…». Он, внезапно, подумал, о том, чтобы развернуться и уехать из Гранады. У него при себе были деньги и французский паспорт. Он мог спокойно исчезнуть.